К
вопросу об истоках музыкальной культуры Сибири: О методе исследования[1]
Роменская Т.А.
Изучение истоков и первоначального развития цивилизации
заслуживает ревностной работы не только как предмет любопытства, но и как
весьма важное практическое руководство для понимания настоящего и заключения о
будущем. Необходимо использовать всякий
путь, могущий привести к знанию, необходимо исследовать любую дверь и
убедиться, нет ли возможностей ее открыть. Никакой род фактов и свидетельств не
должен быть оставлен без внимания из-за отдаленности или сложности, мелочности
или обыденности.
Э.-Б. Тайлор
При обращении автора к этому неизученному этапу истории музыкальной
культуры Сибири оказалось, что усилиями археологов и специалистов в области
петрографии выявлено ничтожное количество музыкальных артефактов[2] (манок и две прафлейты). Изучение солидного массива литературы по истории,
психологии, эстетике, акустике, этике, проблемам мышления, сибирскому быту,
палеоантропологии и др. также дало мало сведений и только косвенных, причем в
трудах по медицине автор не обнаружил даже упоминаний о центре музыкального
слуха в коре головного мозга (лишь В.И. Бехтерев вскользь указывает на его
приблизительное местоположение).
Разумеется,
на основе такого объема сведений написать историю музыкальной культуры Сибири
указанного времени невозможно.
Помимо
того ее осмысление осложняется наличием контрастных и спорных решений почти
каждой проблемы в многочисленных трудах по истории этапа, а что еще хуже – во
многих из них авторитетно утверждается, что у обитателей среднего палеолита
отсутствовали признаки культуры и человечности. Например, Б.В. Поршнев
характеризовал эту эпоху как «бессловесную», а ее насельников называл
троглодитами – существами звероподобными (1). Близкие по смыслу соображения
повторяются в одном из ответственнейших (в смысле формирования молодежных взглядов) пособий 1995 года по психологии для студентов высших учебных заведений (2,
с. 141, 159), а также в книге 1998 года доктора филологических наук А.И.
Селицкой (3, с. 19, 20).
Как
правило, в подобных случаях ученые обращаются к возможностям мозга первых Homo. Безусловно, этим пришлось заняться и автору. Некоторое количество
ценных сведений он при том извлек. Однако, все они также косвенного порядка и в
ограниченном числе, ибо собственно мозг не сохраняется и судить об уровне его
развития приходиться лишь по отпечаткам извилин на эндокринах, об остальных же
слоях мозговых структур первобытных людей можно говорить только
предположительно.
Видимо
все подобные обстоятельства препятствовали обращению музыковедов к истокам
музыкальной культуры[3] и породили
убеждение, бытовавшее до недавнего времени, что искусство палеолита
«недоступный науке феномен» (П. Грациози, А. Леруа – Гуран, Ж. Вандерес).
Ныне,
надо сказать, благодаря успехам многих наук ученые, занимающиеся проблемами
умственного развития гоминид, такие, как В.Е. Ларичев, Б.А. Фролов, В.И. Жалковский,
или историей изобразительного искусства, как А.Д. Столяр, танца, как В.В. Ромм,
получили возможность работать со значительным числом артефактов, к сожалению,
музыковедение так ими и не обогатилось.
Автору
этой работы пришлось долго и усиленно искать путей преодоления вышеупомянутых
трудностей, чтобы все-таки создать, хотя бы в самых общих (но существенных,
желательно бы главных!) чертах историю музыкальной культуры первых сибирских
насельников. В конце концов способ изучения поставленной проблемы был им
все-таки найден. Он оказался нетрадиционным, но в данных обстоятельствах
наиболее приемлемым и логичным, а главное – основанным
на документированных источниках. Иначе говоря, автор счел необходимым начать
изучение этапа не только с исследования возможностей мозга, но еще и в обратном
порядке: от анализа плодов умственной
деятельности первобытного Человека – от орудий труда к достижениям
творческого духа и, наконец, музыкального сознания.
По
сведениям современной науки история музыкальной культуры могла начаться только со времени верхнего палеолита, когда
сформировался новый тип Homo – Человека разумного. Однако, наблюдения
автора свидетельствуют о том, что в эту пору уже документально зафиксирован первый
в истории человечества прорыв творческого гения неизвестных ныне Личностей,
создававших многочисленные и высокохудожественные образцы пещерного и
наскального искусства, малой пластики и даже примитивных музыкальных
инструментов.
Как
подсказывает логика исторического развития, такой взлет созидательных сил
первобытных людей не мог возникнуть «на пустом месте», без этапа
предварительного становления. По этому поводу весьма удачно высказался А.Д.
Столяр: «За генетическое начало принимается то, что им заведомо не было, - уже
«готовое» верхнепалеолитическое искусство и, развивая далее эту мысль, писал:
«подчеркивая своеобразную зрелость раннеориньякских памятников, можно сказать,
что мы имеем «дитя без матери». Не зная ни его рода, ни племени, мы встречаемся
с сюжетным творчеством уже в достаточно сложившемся состоянии. Загадкой
остается не только его длительное эмбриональное становление, но и младенчество.
Подпочву этого развития следует искать в неандертальской среде мустьерской
эпохи. Другого выбора археологическое прошлое человечества нам не оставляет»
(5, с. 9, 12). Тогда, видимо, и был не оставивший вещественных следов
«глиняный» (термин А.Д. Столяра) век не только у изобразительного, но и у
музыкального искусства.
Поэтому
автору в соответствии с найденным методом пришлось довольно детально изучать
орудия труда и технику их изготовления, начиная именно с эпохи среднего, а не
верхнего палеолита.
В этом
процессе он установил шесть уровней – ступеней последовательного восхождения
Человека в развитии умственных и духовных сил, без чего не могло существовать
искусство.
Первый уровень (информативный)
Для
предстоящего анализа автор составил список образцов сибирской орудийной
техники, включающий, как выяснилось, традиционное для среднего палеолита,
классическое количество предметов шестидесяти типов. Это чопперы, бифасы,
острия, рубила, орудия выемчатые, вогнутые, зубчатые и др. все они оказались
многовидовыми. Например, скебки – продольными и поперечными, двойными,
угловыми, конвергентными. Виды же членились на подвиды: те же продольные на
дорсальные, прямые, выпусклые, вогнутые и т.п.
Усложнился
и процесс труда: отщепы с нуклеуса скалывались не одним или двумя продольными
ударами, а несколькими, направленными радиально от краев к центру, поэтому
сколы приобретали четкую форму, облегчающую выработку орудия, подвергающегося
затем многочисленным способам дальнейшего усовершенствования. Вторичная же
правка устаревшего инструмента могла быть лицевой, крутой, глубокой.
ступенчатой, анкошами, однорядной, двухрядной, чешуйчатой и т.п.
Из всего
вышесказанного сразу можно сделать главный вывод: без каких-то форм общения
столь многочисленные и сложные процессы невозможны. И если собственно
производство орудий все-таки могло как-то осваиваться наглядным образом, то
подбор необходимой породы камня, определение степени его пригодности, сухости
или влажности, наконец, необходимость передачи трудового опыта и накопленных
поколениями знаний требовал уже непосредственного звукового общения –
естественного условия возникновения речи.
Второй уровень (методологический)
Изучение
орудийных комплексов свидетельствует о том, что сибирские насельники
пользовались не только апробированными древнепалеолитическими методами труда,
но открывали и новые.
В числе
традиционных у них бытовал прошедший испытание временем способ остинатный, при
опоре на который от века к веку, тысячелетия к тысячелетию изготовлялись одни и
те же орудия труда: чопперы, клюковидные, бифасы и др., а в условиях их
производства осваивался и метод подобия.
С другой
стороны, как отмечалось выше, в процессе труда возникали пирамиды близких и в
то же время несколько отличных по форме и назначению орудий, то есть типичные
многочисленные варианты одних и тех же предметов.
Следовательно,
еще в условиях среднего палеолита насельники Сибири уже владели не только
первичными, элементарнейшими методами труда – остинатным и повтора, но и
осваивали в сравнении с ними более динамичный – вариабельный.
Не
ограничиваясь приведенными фактами, автор искал им подтверждение. И нашел его
благодаря обращению к обоснованному наукой принципу аналогии – поиску подобных
же описанных выше методов в сфере изобразительных искусств, располагающих
многочисленными памятниками.
В
процессе того выяснилось, что остинатный способ мышления наглядно проступает
при знакомстве с наскальной и пещерной живописью, из эпохи в эпоху
обогащающейся изображениями одних и тех же промышленных зверей. А. Леруа-Гуран,
зафиксировавший все европейские изображения, статистическим методом анализа
доказал, что 96% анализа их принадлежат зубрам, 94 бизонам, 88 лошадям.
В
бесконечном числе петроглифов в Сибири, создававшихся в течении многих веков,
почти нет панно, на которых не были бы изображены олени или лоси.
Наскальное
искусство свидетельствует также и о том, что его создатели свободно владели
также другим древнейшим методом творческой деятельности, органически связанным
с остинатным, а именно – повтором – первым опытом развития мысли. Он в
наглядном виде предстает в бесконечных количествах одинаковых изображений. Во
Франции – стад оленей в пещере Ласко и на кости из Тейжа, туров на главной
стене пещеры Нио, в Испании бегущих вооруженных копьями мужчин в Куэва дель
Агуа Амарга. В Сибири на Ангаре это группы животных на скале второго Каменного
острова, метод повтора проявляется в схематических фигурах с воздетыми руками в
погребальных ладьях. Два эти принципа – остинатный и повтора – легли в основу
изготовления подвесок, бус, шевронов, орнамента.
Широкое
воплощение в первобытном изобразительном искусстве получил и вариабельный
метод, свидетельствующий о новой, более высокой ступени развития сознания и
активизации жизнедеятельности человека. Он налицо уже в первой приписываемой
палеолитическому человеку гравюре. она представляет двух схожих ланей, но одна
чуть крупнее и менее заштрихована. Тот же принцип ощутим и в изображении
летящих лебедей из Мальты (Сибирь), и трех фигур на писаницах Прибайкалья,
отличающихся только размерами, и в многочисленных изображениях левой руки с
вариантами ампутированных пальцев во французской пещере Гаргас.
Весьма
ярким примером использования вариабельного метода является рисунок так
называемых "идущих женщин" из Куэва Сальтадора в Испании: они все три
имеют совершенно одинаковые фигуры и у двух прически, а третья, средняя,
отлична, но совсем несходны их позы и положения рук.
Все эти
наблюдения создают уверенность в том, что и сибиряки через какое-то время
перенесли все приобретенные в процессе труда методы в сферу музыкальной
практики.
Третий уровень (эмоциональное развитие)
Как
свидетельствуют археологические находки и умозаключения ученых, архантропы
(нижний палеолит) подвергались действию биологических законов, в частности,
зоологического индивидуализма, поскольку у них были слабо развиты лобные доли,
и это приводило ко множеству столкновений кровавого характера.
Многоступенчатый
труд, появление новых технических операций, создание комбинированных орудий,
работа над сопряжением их частей и т.п. требовали от следующего поколения
гоминид-палеонтропов (средний палеолит) длительного и устойчивого внимания,
собранности, что должно было способствовать обузданию стихии звероподобных
чувств. Помимо того охота, ее ход и следствия должны были порождать массу
напряженнейших эмоций, а во время облав необходимость единства действий,
готовность оказать помощь в защите от разъяренного зверя, несомненно, требовали
жесткой дисциплины, исключавшей конфликты, безусловного подчинения
индивидуальных интересов общим, соблюдения определенной субординации, выдержки
и т.п.
Обстоятельства
такого рода вели к развитию лобных долей и формированию тормозных реакций.
Вследствие того у людей появилась физиологическая возможность воспроизводить
поступенный звукоряд (без владения которым невозможно собственно пение), а
также началось расширение мира очеловеченных эмоций.
Удачно
изготовленное, удобное и наиболее соответствующее назначению орудие, как и
полезная технологическая находка, возможно, могли вызывать у исполнителей
чувства радости, удовлетворения, надежды на новые, более высокие результаты их
применения, лучшее удовлетворение витальных потребностей сообщества; неудачи же
– огорчать. злить, расстраивать. Наконец, ничто не препятствует возникновению
предположения, что уже в те времена собственно сам акт труда мог увлекать,
заинтересовать хотя бы такие творческие натуры, которые на последующем этапе
(верхнем палеолите) самозабвенно в сложнейших условиях с опасностью для жизни
создавали художественные образцы пещерной живописи и наскальных изображений.
Видимо,
не случайно в искусстве верхнего палеолита сфера эмоций представлена уже в
чрезвычайно ярких и разнообразных примерах. Это состояния ярости
(изготовившиеся к нападению бизоны, битва мамонтов) и безмятежного покоя
(отдыхающая женщина, пасущиеся олени), безудержная динамика молодости (скачки –
полеты козла) и бесконечное число других не менее выразительных изображений.
В одном
из сохранившихся образцов сибирской малой пластики при отсутствии (возможно
преднамеренном) внимания внешней форме с потрясающей силой воплощения чувства
отчаяния и мольбы.
Таким
образом, у сибирских палеоантропов в течение среднего палеолита формировался
багаж эмоций.
Четвертый уровень (нравственный)
И.П.
Смирнов и А. Маслоу, установившие иерархию потребностей, считали, что за этапом
врожденных физиологических потребностей в еде, питье, сексе и т.п., возникают
новые – идеальные духовные устремления (6). И это положение находит
подтверждение в данных археологии и антропологии, например, в свидетельствующих
о том, что ограниченные возможности рассмотренного орудийного инвентаря для
индивидуальной охоты и защиты от хищников, а, следовательно, выживания,
порождали зависимость людей от собщества и друг от друга; она же вызывала
потребность в сотрудничестве и взаимопомощи, что неизбежно приводило к
сплочению группы. Археологи обнаруживают в захоронениях этого времени останки
гоминид-калек пожилого возраста, которые без поддержки окружающих,
самостоятельно, конечно, выжить не могли бы; у мужчины, жившего 46 тысяч лет
назад в пещере Шанидар (Иракский Курдистан), был врожденный дефект –
недоразвитость правой стороны тела, а вследствие какой-то драмы в детстве –
ампутирована правая рука, но калека не был брошен, хотя для сообщества явно
представлял обузу.
В
соответствии с методом "пережитков" на принципе взаимопомощи основаны
многие этические нормы, правила и обычаи народов Сибири. В охотничьих избушках
всегда оставляются запас сухих дров, спички, продукты. Эскимосы разделывали
кита и ели всем селением. У хантов, манси, селькупов, кетов рыбак выделял часть
улова одиноким и старикам. У эвенков, тувинцев, тафоларов охотник был обязан
отдавать свою добычу, не участвуя в дележке, всем обитателям стойбища (7,
с.14). Быт уже постоянного становища с костром и обязанностью поддержания огня,
взаимозависимостью мужской и женской групп стада, необходимостью растить детей
должен был способствовать возникновению идеи дома и консолидации стада,
приведшей в верхнем палеолите к оформлению родовой общины; Ученые предполагают,
что в эту пору могли уже проявляться чувства взаимного влечения, привязанности
и даже любви (7).
Пятый уровень (умственное развитие)
Если
дологическому мышлению архантропов, по свидетельству антропологов, психологов и
теоретиков искусства (например, Л.С. Выготского и М.С. Эйзенштейна), были
свойственны чувственные формы познания (8), то у представителей вида Homo эпохи среднего палеолита уже явно ощутима
активизация левого полушария. Их мышление стало приобретать организованные
формы и логический характер. Это получило разнообразные проявления: в
способности придавать орудию билатеральную, симметричную структуру, что
означало освоение принципа бинарных оппозиций (фундаментальнейшего
конструктивного элемента сознания), в установлении типологии, специфики и
стандартизации орудий, создании составных (явных признаках понимания не только
отношения части к целому, но и соотношения целого и части – проявлении
способности к обобщениям), в формировании представления о задачах и результатах
акта труда, называемом в палеоантропологии "опережающим отражением
действительности", чего не могло быть без достаточного развития третичных
полей мозга.
Все
свидетельствует о признаках абстрактного мышления, о приближении Homo sensus к Homo sapiens.
Шестой уровень (мировоззренческий)
Трудовая
практика сибирских насельников позволяет сделать ряд выводов о степени развития
их воображения и предконцептуальных верований, а главное – художественных
потребностей.
Первобытные
сибиряки имели довольно развитое воображение, поскольку, обладая опережающим
представлением, постоянно, хотя и медленно, обогащали свой орудийный запас
новыми типами, видами и подвидами каменных, костяных (и скорее всего
деревянных, не сохранившихся) инструментов, усовершенствовали их с помощью
неисчислимого количества вариантов ретуши, причем подчас предвосхищая
верхнепалеолитические.
В свое
время французские археологи, специалисты по палеолиту А. Брейль и Э. Картильяк
писали, что умение мустьерцев использовать естественные формы камня "для
создания образцов посредством графических дополнений" не может не вызывать
удивления (9). Ж.Буше де Перт обращал внимание на то, как "остроумно
превращали кельты иногда случайные по очертаниям отщепы в скульптуры" животных,
на которых охотились (10).
В 1979
году российские знатоки каменного века на позднепалеолитическом поселении
Таболга в Забайкалье (река Хилок) обнаружили зубовидный отросток второго
шейного позвонка шерстистого носорога (возраст 35 – 25 тысяч лет) похожий на
голову медведя с искусственным
усилением типических признаков этого зверя (11, с.81).
В
середине 90-х годов ученый Е.М. Данченко при раскопках Красноярского городища
на севере Омской области обнаружил «фаллическое изображение, увенчанное головой
медведя», возникшее, по его мнению, «в результате небольшой доработки»
конкреции сидерита. В данном случае обращает на себя внимание и то
обстоятельство, что зверю придана активная поза. Он устремлен вперед, как бы
«нацелен на добычу» (12, с.15-18), то есть древний художник смог «оживить»
камень. Аналогичных примеров много.
И если
через совсем незначительное историческое время кроманьонцы могли создавать
пещерные шедевры, проявляя буйное развитие фантазии, то, во всяком случае,
воображение должно было тому предшествовать, формируясь в условиях среднего
палеолита.
Хотя и
существует утверждение ученых, что у
сибирских обитателей еще 120 тысяч лет назад существовал фетишизм (13), никакими
реалиями это соображение пока не подтверждается.
Видимо, в
раннюю пору среднего палеолита (на границе с нижним) ни фетишизма, ни анимизма
у сибирских насельников не могло еще быть. Для того у них не имелось должного
уровня развития воображения и фантазии. Помимо того подобные верования могли
возникнуть только тогда, когда человек начал выделять себя из мира природы и
противопоставлять ее себе, понимая, что окружающие его предметы не подобны ему,
а поражающие же сознание явления обладают какими-то неведомыми качествами и
возможностями, скорее всего могущественными, пугающими и привлекающими.
Пока же
человек не выделял себя из мира природы, шла только подготовка почвы к
формированию концептуальных верований. И основной посылкой к тому был
естественный в соответствии с принципом аналогии перенос своего представления о
живом на всю окружающую действительность. Как пишет Э.-Б. Тайлор, для гоминид
«солнце и звезды, деревья и реки, облака и ветры» были «личными одушевленными
существами», живущими «наподобие людей или животных» (14).
Как
свидетельствуют американские антропологи, открытое в 1971 году филиппинское
племя тасидеев, образ жизни которого подобен заре каменного века, заботятся о
деревьях и скалах как о живых существах (15).
В России
обращаются к неодушевленным предметам с просьбой, вопросом, пожеланием:
Дождик, дождик, пуще
Дам тебе гущи…
Повей, повей, ветер…
Эй, дубинушка, ухнем,
Эй, зеленая, сама пойдет.
Что ж ты, сваюшка, стала?
Аль на камушек попала?..
В связи с
тем возникают известные основания для предположения, что первые заговоры и
заклинания формировались на данном изучаемом этапе, а тонированное их
исполнение стало памятью древнего звукоизвлечения гоминид.
По всем
признакам продуктивное производство сибирских насельников представляло поступательно
развивающийся творческий процесс. Например, помимо уже упоминавшегося
инструментария, обогащающихся видов, подвидов и способов обработки, они
изобретали оригинальные, нигде более не встречающиеся орудия типа выемчатых, но
с шипами и остриями (обнаружены в одном из местонахождений по тувинской реке
Саглы) и составные.
По-видимому,
на этой почве творческого труда начала развиваться и одна из наиболее высоких
потребностей людей – эстетическая. Их орудия в процессе усовершенствований
стали уменьшаться в размерах, терять неуклюжесть и вес, приобретать четкие
очертания и более совершенные пропорции. А.К. Филиппов писал, что
выразительные, целеустремленные изменения общей формы в первых составных
инструментах – наконечниках копий и дротиков, их правильность и симметрия
представляли не только следствие производственной необходимости, но и
эстетической потребности (16). По мнению Е.М. Мелетинского такой процесс
становился «пластической реализацией человеческой мысли, идеи, замысла,
соответствующей формирующемуся эстетическому вкусу» (17).
И если
даже в начале 80-х годов XX столетия считалось, что памятники искусства
среднего палеолита в Сибири еще не создавались (18), то в настоящее время на ее
территории уже найдены настоящие образцы художественного творчества местных
обитателей. Так, в Малояломанской пещере Горного Алтая поднята расколотая вдоль
галька, на дорсальной (спинной) стороне которой хорошо заметны остатки охры,
как и на линии, длиной приблизительно в
В
Скорее
всего, эти украшения – достижения позднего периода среднего палеолита Сибири.
Они уже могли представлять для обладателей магический смысл, но сам процесс их
создания и особенно насечек, придающих изделиям индивидуальный облик, видимо,
имел для мастера также и художественную цель, и радость творчества.
Таким
образом, на рассматриваемом этапе вещи в сознании первобытных людей начали
приобретать, помимо материального, духовное ценностное значение – в Сибири
обозначилась заря эстетического познания мира.
Автор
считает, что избранный им метод оправдал его применение и помог выявлению
важных сведений и посылок для дальнейшего изучения этого неведомого музыковедам
этапа, а главное – он помог установить наличие уже в эту изучаемую пору
важнейшего условия культурной жизнедеятельности людей – степени их духовной,
умственной, социальной и физиологической готовности.
Список литературы
1.
Поршнев Б.Ф. [проф.] О начале
человеческой истории: Проблемы палеопсихологии. – М., 1974
2.
Культурология / Под научной ред.
д – ра филос. наук, проф. Г.А. Драча. Ростов – на – Дону. – 1995
3.
Семицкая И.А. Теория познания:
Мышление и речь первобытного человека. – СПб, 1998
4.
Грубер Р.И. История музыкальной
культуры. – Т.1. – М. – Л., 1941
5.
Столяр А.Д. Происхождение
изобразительного искусства. – М., 1985
6.
Симонов В.П., Ершов П.М.,
Вяземский Ю.П. Происхождение духовности. – М., 1982
7.
Там же
8.
Коляденко Н.П. Музыкальное –
эстетическое воспитание / Учебное пособие для студентов ТКФ консерватории. – Рукопись.
– Новосибирск. – 2000
9.
Ларичев В.Е. Прозрение. – М.:
Политиздат. – 1990
10.
Там же
11.
Константинов М.В. Древнейшая
скульптура Сибири. – Краткие сообщения. 1731. Каменный век. М. – 1983
12.
Витковский Н.И. Отчет о раскопке
могил каменного века… // Изв. ВСОИРГО. – Т. XIII, №1-2. – 1882
13.
Хлобыстина М.Д. Говорящие камни /
Сибирская мифология и археология. – Новосибирск. – 1987
14.
Тайлор Э.-Б. Первобытная
культура. – М. – 1889
15.
Уайт Эдмунд, Браун Дейл. М.
Первые люди. – М.: Мир. – 1978
16.
Филиппов А.К. О взаимодействии
эстетического отношения и первых условных средств изображения в палеолите /
Вопросы археологии. Вып. 31. – 1969
17.
Мелетинский Е.М. Первобытные
истоки словесного искусства / Ранние формы искусства. – М., 1972
18.
Палеолит СССР / Ред. П.И.
Борисковский. – М. – 1984
19.
Археология и палеоэкология
палеолита Горного Алтая. – Новосибирск. – 1990
20.
Руденко С.П. Усть-Канская
пещерная палеолитическая стоянка. – МИАСССР. - №19. – 1960
21.
Абрамова З.Я., Астахов С.Н. и др.
Палеолит Енисея. – Л., 1991
